Римма Храмцова,
Ирина ЧЕРНЫШЁВА

Вопросы и задания по поэзии XVIII века

Т ема «Русская поэзия XVIII века» традиционно является сложной как для школьников, так и для учителей. Для ребят это начальные шаги в изучении историко-литературного процесса, произведений, которые редко находят отклик в сердцах юных читателей. Именно это и служит причиной возникновения сложностей в работе учителя: перед ним встаёт вопрос, как сделать так, чтобы произведения далёкого от школьников времени, когда русская литература только начиналась, стали интересными. Здесь приходится по-особому выстраивать уроки, подбирать такие тексты, которые могли бы как-то “задеть” учеников. Эпоха классицизма была эпохой царства рассудка, поэтому можно попытаться заинтересовать ребят, давая им для самостоятельной работы задания аналитического плана, касающиеся поэзии (и поэтики) классицизма. Предлагаем несколько таких заданий разной степени сложности, которые можно использовать по-разному: в качестве итоговых вопросов во время контрольной работы, для написания рефератов, для организации самостоятельной работы на уроке в процессе изучения темы. Все они содержат в себе и творческий элемент, поэтому, как нам кажется, могут помочь сделать работу на уроке более интересной и плодотворной.

1. Поэт Х однажды вступил в своего рода литературную дуэль с поэтом-современником Y. Вот что написал первый, обвиняя второго в употреблении “низких” слов: “За образец ему в письме народный ряд, // на площади берёт он свой наряд” . Кто эти двое поэтов? Что означает термин “низкий” в словосочетании “низкие слова”? Вспомните, как называлась теория поэта Y, одним из элементов которой был “низкий”?

Комментарий. Речь идёт о Ломоносове, которого Тредиаковский обвинял в “подлом употреблении” слов “низкого штиля”. Автор учения о “трёх штилях”, Ломоносов различал три рода “речений” (слов): те, которые употребляются и в церковнославянском, и в русском языке; те церковнославянские, которые мало употребляются, но “всем грамотным людям понятны”; те, которых нет в церковных книгах (слова живого русского языка). При этом Ломоносов не соглашался с Тредиаковским в том, что необходимо избавиться от слов “низкого”, “третьего” рода в поэзии.

2. В 1735 году этот поэт опубликовал «Новый и краткий способ к сложению российских стихов с определениями до сего надлежащих званий». Он пишет, что хорошие стихи - те, которые “и число слогов, свойственное языку нашему, иметь будут, и меру стоп с падением приятным слуху, от чего стих стихом называется, сдержать в себе имеют”. Прочтите два стихотворения упомянутого выше поэта и определите, где “хорошие” стихи, а где - нет, и поясните свой ответ.

Кое трезвое мне пианство
Слово даёт в славной причине?
Чистое Парнаса убранство,
Мусы! не вас ли я вижу отныне?

Кое странное пианство
К пению мой дух бодрит?
Вы, парнасское убранство,
Музы, ум не вас ли зрит?

Комментарий. Это В.К. Тредиаковский. Новый стих должен был, по мнению Тредиаковского, складываться равномерными двусложными стопами, строиться на правильном чередовании ударных и безударных слогов - “гладком и приятном слуху через весь стих стопами прехождении до самого конца”. Такой принцип стихосложения был назван “тоническим” (хотя на самом деле правильнее будет назвать его силлабо-тоническим). Приведённые два отрывка взяты из оды «О взятии Гданска» («На сдачу Гданска», 1734) Тредиаковского. Первый вариант - силлабический стих, написанный в “старой” манере (“плохой”), второй - силлабо-тонический, написан четырёхстопным хореем (“хороший”).

3. Перед вами два отрывка: один принадлежит перу поэта ХVIII века, другой - XIХ. Какое произведение было написано раньше и почему вам так кажется? Не выглядит ли одно из них как пародия на другое? Назовите поэтов и произведения, из которых взяты отрывки.

Заря багряною рукою
От утренних спокойных вод
Выводит солнцем за собою
Твоей державы новый год.

И вот багряною рукою
Заря от утренних долин
Выводит с солнцем за собою
Весёлый праздник именин.

Комментарий. Первый отрывок - из «Оды Елисавете», написанной Ломоносовым в 1748 году, а второй - из романа Пушкина «Евгений Онегин». Торжественный стиль ломоносовской оды звучит пародийно в пушкинских строках, поскольку повод для написания этих строк не настолько торжественный. Домашний праздник - именины Татьяны Лариной - описан словами “высокого штиля” (образ багряной зари и строка “Выводит с солнцем за собою” - прямые заимствования), что не соответствует “низкой”, бытовой теме стихотворного фрагмента, а устаревшая форма окончаний творительного падежа -ою вместо уже принятой в XIХ веке формы -ой только усиливает комический эффект от использования таких слов.

4. Один поэт XVIII века написал пародийно-издевательское стихотворение, обращённое к Синоду:

Не роскошной я Венере,
Не уродливой Химере
В имнах жертву воздаю:
Я похвальну песнь пою
Волосам, от всех почтенным,
По груди распространенным,
Что под старость наших лет
Уважают наш совет.

Члены Синода написали жалобу императрице. С каким поэтом произошла такая неприятная история? Каков жанр этого стихотворения, почему оно выглядит как пародийное и чему посвящено?

Комментарий. Речь идёт о Ломоносове и его «Гимне бороде» (1756–1757). Уже само название звучит пародийно и выглядит как оксюморон. Такой форме, как гимн, слово “борода” не соответствует, а уж хвалить этот предмет вообще не представляется возможным словами “высокого штиля”, которые здесь намеренно употребляет Ломоносов. Сатирический эффект усиливается и за счёт авторских подробных пояснений о том, что он не будет петь “песнь” “роскошной Венере”, что как раз было естественно в рамках классицистической поэзии. Таким образом, Ломоносов выбирает противоестественный жанр для рассказа о бороде, и в результате возникает комический, пародийный эффект.

5. Найдите в приведённых ниже отрывках из стихотворения А.С. Пушкина «Воспоминания в Царском Селе» черты русской классицистической поэзии XVIII века, охарактеризуйте их. Как вам кажется, почему в стихотворении XIX века так много черт “века минувшего”? Что вы знаете об обстоятельствах создания этого стихотворения?

И быстрым понеслись потоком
Враги на русские поля.
Пред ними мрачна степь лежит во сне глубоком,
Дымится кровию земля;
И сёлы мирные, и грады в мгле пылают,
И небо заревом оделося вокруг,
Леса дремучие бегущих укрывают,
И праздный в поле ржавит плуг...

...Ретивы кони бранью пышут,
Усеян ратниками дол,
За строем строй течёт, все местью, славой дышат,
Восторг во грудь их перешёл.
Летят на грозный пир; мечам добычи ищут,
И се - пылает брань, на холмах гром гремит,
В сгущенном воздухе с мечами стрелы свищут,
И брызжет кровь на щит...

Комментарий. В стихотворении 1815 года, созданном в период поэтического “ученичества” А.С. Пушкина, осваивавшего опыт своих предшественников, можно обнаружить напряжённую метафоричность торжественных од XVIII века, гиперболичность образов, обилие церковнославянских слов и выражений, инверсию, использование устаревших форм слов. Говоря об обстоятельствах создания, ученики вспомнят, что стихотворение писалось специально к экзамену, на котором присутствовал Державин.

6. В своей замечательной книге «Проза о стихах» (глава «Метафора») Е.Эткинд пишет: “В системе классицизма существует свой образный код - набор традиционно-условных образных знаков, и каждый имеет закреплённое за ним значение… Все эти условные знаки и перифразы, сами по себе не отличающиеся живой образностью, складываются в целостную картину, которая, конечно, тоже условна, но обладает своей завершённой композицией, своим внутренним сюжетом… Поэзия классицизма - искусство аллегорий. В ней мы всегда встречаемся с фигурами, которые воплощают некие отвлечённые идеи, причём эти аллегорические фигуры образуют… целые группы, живые картины”.

Приведите примеры “аллегорических фигур” из произведений русской классицистической поэзии. Нарисуйте к одному из этих примеров иллюстрацию.

Комментарий. Для ответа на этот вопрос можно предложить ученикам обратиться к текстам стихотворений М.В. Ломоносова - «Ода на день восшествия… Елисаветы Петровны» (1746–1748), «Богиня, дщерь божеств, науки основавших…»; Г.Р. Державина - «На рождение в севере порфирородного отрока», «К первому соседу», «Фелица», «Осень во время осады Очакова», «На счастие», «Любителю художеств».

7. Перед вами две басни на один сюжет, созданные В.К. Тредиаковским и А.П. Сумароковым приблизительно в одно время. Анализируя эти тексты, можно наглядно проследить эволюцию литературного языка, жанра, стиля. При сопоставлении басен обнаруживается “движение классицизма от «наукообразного» рационализма (в виде авторских объяснений) к рационализму более органичному, наделяющему персонажей способностью объяснять собственные поступки и показывающему процесс принятия решения”, как отмечает в своей статье, посвящённой этим басням, В.Капленко. Приведите примеры, это “движение” иллюстрирующие.

В.К. Тредиаковский

Ворон и лисица

Негде Ворону унесть сыра часть случилось;
На дерево с тем взлетел, кое полюбилось.
Оного Лисице захотелось вот поесть;
Для того, домочься б, вздумала такую лесть:
Воронову красоту, перья цвет почтивши,
И его вещбу ещё также похваливши,
“Прямо, - говорила, - птицею почту тебя
Зевсовою впредки, буде глас твой для себя
И услышу песнь, доброт всех твоих достойну”.
Ворон похвалой надмен, мня себе пристойну,
Начал, сколько можно громче, кракать и кричать,
Чтоб похвал последню получить себе печать;
Но тем самым из его носа растворенна
Выпал на землю тот сыр. Лиска, ободренна
Оною корыстью, говорит тому на смех:
“Всем ты добр, мой Ворон; только ты без сердца мех”.

А.П. Сумароков

Ворона и лиса

И птицы держатся людского ремесла.
Ворона сыру кус когда-то унесла
И на дуб села.
Села,
Да только лишь ещё ни крошечки не ела.
Увидела Лиса во рту у ней кусок,
И думает она: “Я дам Вороне сок!
Хотя туда не вспряну,
Кусочек этот я достану,
Дуб сколько ни высок”.
“Здорово, - говорит Лисица, -
Дружок, Воронушка, названая сестрица!
Прекрасная ты птица!
Какие ноженьки, какой носок,
И можно то сказать тебе без лицемерья,
Что паче всех ты мер, мой светик, хороша!
И попугай ничто перед тобой, душа,
Прекраснее стократ твои павлиньих перья!”
(Нелестны похвалы приятно нам терпеть.)
“О, если бы ещё умела ты и петь,
Так не было б тебе подобной птицы в мире!”
Ворона горлышко разинула пошире,
Чтоб быти соловьем,
“А сыру, - думает, - и после я поем.
В сию минуту мне здесь дело не о пире!”
Разинула уста
И дождалась поста.
Чуть видит лишь конец Лисицына хвоста.
Хотела петь, не пела,
Хотела есть, не ела.
Причина та тому, что сыру больше нет.
Сыр выпал из роту, - Лисице на обед.

КОНТРОЛЬНО-ИЗМЕРИТЕЛЬНЫЙ МАТЕРИАЛ

Разработчик: преподаватель первой категории

ГБПОУ МО «Луховицкий авиационный техникум»

Камагина И.В.

ТЕСТОВОЕ ЗАДАНИЕ ПО ЛИТЕРАТУРЕ. ПОЭЗИЯ СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА

1. Какой временной период охватывает Серебряный век русской поэзии?

А) 1880-е - 1940-е гг

Б) 1890-е - 1920-е гг

В) 1900 - 1930-е гг

Г) 1890-е - 1940-е гг

2. Выберите вариант ответа, в котором перечислены основные направления модернизма

А) Креационизм, имажинизм, акмеизм

Б) Символизм, акмеизм, вульгаризм

В) Плюрализм, акмеизм, футуризм

Г) Футуризм, акмеизм, символизм

3. Напротив фамилии каждого поэта напишите течение русского модернизма, представителем которого он являлся

А. Ахматова --------_________________

А. Блок _________________

С. Есенин _________________

В. Маяковский ________________

В. Хлебников _________________

В. Брюсов _________________

О. Мандельштам ________________

4. Кто из поэтов Серебряного века не принял революцию 1917 года, но не эмигрировал из страны?

А) А. Блок

Б) В. Маяковский

В) С. Есенин

Г) А. Ахматова

5. Из какого произведения эта фраза:

Стоит буржуй, как пес голодный,

Стоит безмолвный, как вопрос.

И старый мир, как пес безродный,

Стоит за ним, поджавши хвост

А) М. Горький, «Песнь о Соколе»

Б) А. Ахматова, стихотворение «Вечером»

В) М. Цветаева, стихотворение «Тоска по Родине! Давно…»

Г) А. Блок, поэма «Двенадцать»

6. Сопоставьте стрелкой (линией) фамилию поэта и одну из особенностей его поэзии

А) А. Ахматова 1) Внимание к форме стиха, особенное построение ритмического рисунка («лесенка»)

В)В. Маяковский 3) Эволюция образа Прекрасной Дамы на протяжении всего творческого периода

Г) А. Блок 4) Использование метафор при описании малой родины - русской деревни

Д) С. Есенин 5) Внимание к бытовой «говорящей» детали

7. Кто из поэтов Серебряного века не являлся представителем ни одного из течений модернизма?

А) С. Есенин

Б) Д. Мережковский

В) А. Ахматова

Г) М. Цветаева

8. Почему в русской литературе начала XX века господствовала именно поэзия?

А) Множество событий-катаклизмов (войны, революции) способствовали эмоциональному накалу, и это привело к господству поэзии

Б) Господство поэзии - это результат наследия поэтов второй половины XIX века (Ф. Тютчев, А. Фет, А. Толстой и др.)

Б) Не было талантливых писателей-прозаиков

9. Кто из поэтов посвятил большинство своих лирических произведений русской деревне?

А) Н. Гумилев В) С. Есенин

Б) А. Блок Г) А. Ахматова

10. Перед Вами особенности трех основных направлений русского модернизма. Напротив каждой напишите соответствующее ей направление

А) Точность и ясность языка, внимание к бытовым деталям - ___________________

Б) Туманность, мистичность, использование символов - ___________________

В) Изобретение нового языка, бунтарство, смелые эксперименты с формой стиха - _________________

ИНСТРУКЦИЯ К ЗАДАНИЯМ

В заданиях 1, 2, 4, 5, 7, 8, 9 отметьте правильный ответ, поставив напротив него любой условный знак. ВНИМАНИЕ! Правильный ответ может быть только один.

В задании 3 напротив фамилии поэта напишите одно из течений русского модернизма, к которому имело отношение его творчество.

В задании 6 проведите стрелку или линию от фамилии поэта к присущей ему поэтической особенности

В задании 10 напротив характерного свойства напишите название течения русского модернизма, к которому это свойство относится.

ПРАВИЛЬНЫЕ ОТВЕТЫ

1 - Б

2 - Г

3 - А. Ахматова - акмеизм, А.Блок - символизм, С. Есенин - имажинизм, В. Маяковский - футуризм, В. Хлебников - футуризм, В. Брюсов - символизм, О. Мандельштам - акмеизм

4 - Г

5 - Г

6 - А - 5, Б - 2, В - 1, Г - 3, Д - 4

7 - Г

8 - А

9 - В

10 - А - акмеизм, Б - символизм, В - футуризм

« Серебряный век» русской литературы

Основополагающий вопрос: «О чем «кричит наш дух?..» (Что обусловило духовный кризис, начавшийся в конце 19 века, и как он отразился на искусстве?)

Проблемный вопрос: В чем особенности творчества современников «серебряного века»? (Отметьте основные тенденции развития литературы на рубеже веков)

Работа с датами (1880-1917 (1921)) почему две даты окончания?

1.Какие события произошли в этот период?

2. Имена каких писателей связаны с этим периодом?

3.О чем они писали?

4. Что означают термины « модернизм» и « декадентство»?

5. В чем же состоит само понятие эпохи, обозначаемой как «серебряный век»?

6. В чем особенности творчества современников «серебряного века»?

Анализ одного из стихотворений поэта « Серебряного века»

Поэты: В.Брюсов. К.Бальмонт, И.Анненский, И.Северянин, З.Гиппиус, Д.Мережковский, А.Белый, В.Хлебников и т.д.

vorum.ru

5litra.ru

bigpi.biysk.ru

Вопросы к анализу стихотворения

Тема стихотворения:

пейзаж;

общественно-политическая;

любовная/интимная;

философская.

Сюжет:

есть сюжет: образы событий (…каких именно…);

без сюжета: образы чувств (…).

Художественные средства, с помощью которых созданы эти образы:

Композиция: размер, рифма, ритм.

Размер:

_ _" / _ _" / _ _" /_ _" ямб 4-стопный (ударение на каждом втором слоге);

"_ _ / "_ _ / "_ _ хорей 3-стопный;

"_ _ _ дактиль;

_ _" _ амфибрахий;

_ _ _" анапест.

Рифма:

аабб – парная;

абаб – перекрестная;

абба – кольцевая.

Тропы – слова и обороты, которые употребляются не в прямом, а в образном, переносном значении:

эпитет – художественное определение;

сравнение;

аллегория – иносказательное изображение абстрактного понятия/явления через конкретные образы и предметы;

ирония – скрытая насмешка;

гипербола – художественное преувеличение;

литота – художественное преуменьшение;

олицетворение – например: куст, который разговаривает, думает, чувствует;

метафора – скрытое сравнение, построенное на похожести/контрасте явлений, в котором слова "как", "словно" – отсутствуют;

паралеллизм.

Стилистические фигуры:

повторы/рефрен;

риторический вопрос, обращение – повышают внимание читателя и не требуют ответа;

антитеза/противопоставление;

градация – например: светлый – бледный – едва заметный;

инверсия – необычный порядок слов в предложении с очевидным нарушением синтаксической конструкции;

умолчание – незаконченное, неожиданно оборванное предложение, в котором мысль высказана не полностью, читатель додумывает ее сам.

Поэтическая фонетика:

аллитерация – повторение одинаковых согласных;

ассонанс – повторение гласных;

анафора – едино начатие, повторение слова или группы слов в начале нескольких фраз или строф;

эпифора – противоположна анафоре – повторение одинаковых слов в конце нескольких фраз или строф.

Синонимы, антонимы, омонимы, архаизмы, неологизмы.

Литературное направление: романтизм, реализм, сюрреализм, символизм, акмеизм, сентиментализм, авангардизм, футуризм, модернизм и т.д.

Жанр: эпиграмма (сатирический портрет), эпитафия (посмертное), элегия (грустное стихотворение, чаще всего о любви), ода, поэма, баллада, роман в стихах, песня, сонет и т.д.

Как делать анализ стихотворения

Для начала следует сказать пару слов о самом авторе. Если вы хорошо знаете его биографию, пишете, что типично для этого поэта в его стихах, какое направление лирики доминирует в его поэзии и т д. и т. п. В общих словах о личности поэта.

Дальше о самом стихотворении. Приводите примеры похожих стихотворений. Раскрываете тему стихотворения (с какой целью написано, о чем). Далее идут менее весомые вещи: предположения или факты о том, что повлияло на автора при написании стиха, какие эмоции и ассоциации вызывает это стихотворение.

Важно помнить, что стихотворение это зеркало души поэта, попытайтесь понять какие эмоции переживал автор в момент написания, что он чувствовал, и запишите это в свой анализ.

После основной части анализа, его можно дополнить теоретическими сведениями, например, каким размером написано стихотворение (хорей, ямб, дактиль и проч.), какими средствами выразительности богато творение (тропы, стилистические фигуры), как называется такая форма стиха и т. п.

В завершении нужно сказать в целом о лирике поэта, пояснить как творчество поэта повлияло на ваше мировоззрение, ваш стиль жизни.

Схема анализа стихотворения

Общеизвестно, что жесткой, канонической схемы анализа поэтического текста не существует, поскольку художественное произведение — явление живое, сопротивляющееся сухому, унифицированному подходу. Следует помнить, что поэтический текст анализировать сложнее, чем прозаический, так как гармонию стиха нетрудно разрушить, неуклюже прикоснувшись к тончайшей поэтической ткани стихо-творения, которое стремится запечатлеть «невыразимое», «шепнуть о том, пред чем язык немеет», по образному выражению А. А. Фета.

Восприятие лирики читателем предельно субъективно, глубокий же анализ стихотворения сродни искусству. Не случайно М. И. Цветаева, говоря о беззащитности художественного слова, замечает: «Меня нужно понять — либо меня нет». Каждое стихотворение по-своему уникально: в одном случае размер стиха имеет содержательный смысл (так, хорей баллады В. А. Жуковского «Мщение» передает зловещий топот лошадиных копыт), в другом метр является формальным элементом, безучастным к сокровенным смыслам художественного текста, в одном стихотворении разворачивается новеллистический сюжет (цикл стихотворений Н. А. Некрасова «На улице»), в другом — лирический сюжет свернут настолько, что почти полностью уходит в подтекст стихотворения (А. А. Фета «Шепот, робкое дыханье…»). Главные задачи поэта в конкретном стихотворении могут быть самыми разными: передача внутреннего состояния героя, воплощение в образной форме философской мысли, создание музыки стиха. Так, важнейшая художественная задача А. С. Пушкина в элегии «Ненастный день потух; ненастной ночи мгла…» — передача тончайших изменений настроения лирического героя, тоскующего по возлюбленной, с которой он разлучен. Его душа рвется к ней, он мысленно созерцает ее образ и бесконечно страдает от невольных ревнивых подозрений, почти не выраженных в слове: об этой душевной муке можно лишь догадаться по лавине точек, которые обрывают стихотворение:

Никто ее любви небесной не достоин.

Не правда ль: ты одна… ты плачешь…

………………………………………………….. я спокоен;

Но если………………………………………………………..

В апокалипсической зарисовке Ф. И. Тютчева «Последний катаклизм» наиболее существенным оказывается философская мысль, которая утверждает существование Бога и трагическую для человека невозможность его познать:

Когда пробьет последний час природы, Состав частей разрушится земных: Все зримое опять покроют воды, И Божий лик изобразится в них!

Стихотворение А. А. Блока «В углу дивана», прежде всего, завораживает своеобразной мелодией стиха, которая создается не только размером, но и своеобразным синтаксическим членением стиха.

Но в камине дозвенели Угольки.

За окошком догорели Огоньки.

И на вьюжном море тонут Корабли.

И над южным морем стонут Журавли.

Задача формирования читательской культуры предполагает знание о наиболее общих возможных аспектах анализа стихотворения, умение его интерпретировать. Предложенная в схеме последовательность разбора стихотворения условна, хотя и обладает определенной логикой, сложившейся в практике анализа. Создание свободного (в жанре эссе) комментария стихотворения или строго исследовательского текста о нем можно начинать с любого из предложенных в схеме направлений анализа. При этом отправной пункт анализа, как и логику дальнейших рассуждений, следует искать в самом художественном тексте.

1. Историко-биографический материал

Глубокое понимание стихотворения порой требует знания даты его написания, истории публикации, фактов биографии автора, которые связаны с лирическим сюжетом или имеют отношение к истории создания художественного текста. Так, при анализе «Эле-гии» (1874) Н. А. Некрасова важно помнить, что в стихотворении поэт спорит с известным филологом О. Ф. Миллером, который, читая лекцию о нем, заявил, что Некрасов повторяется, постоянно обращаясь к одной и той же теме народных страданий. Важным представляется и некрасовская оценка собственного стихотворения, прозвучавшая в письме к А. Н. Еракову: «Посылаю тебе стихи. Так как это самые мои задушевные и любимые из написанных мною в последнее время, то и посвящаю их тебе, самому дорогому моему другу». Биографический контекст поможет понять и полемическую заостренность «Элегии», и ее программный характер. Однако подобного рода сведения о стихотворении часто отсутствуют или не имеют принципиального значения для анализа текста. В этом случае историко-биографический комментарий не является обязательным.

2. Место стихотворения в творчестве поэта

При определении места стихотворения в поэтике автора требуется отнести произведение к тому или иному периоду творчества поэта, понять контекст, в котором оно создавалось, что невозможно без знания творческого пути художника хотя бы в общих чертах. При анализе произведения важно выявить, насколько характерно стихотворение для творчества поэта или в какой мере оно нетипично для его поэтической манеры. Так, написанное А. С. Пушкиным в 1821 г. послание «В. Л. Давыдову» отражает бунтарский на-строй поэта, особенно ясно выразившийся в финале стихотворения:

Народы тишины хотят,

И долго их ярем не треснет.

Ужель надежды луч исчез?

Но нет! — мы счастьем насладимся,

Кровавой чаши причастимся —

И я скажу: Христос воскрес.

Однако это стихотворение начала южной ссылки не является характерным для творчества поэта в целом, в отличие от других произведений на созвучные темы («Пир Петра Первого», «Из Пиндемонти» и др.). При определении места стихотворения в твор-честве поэта важно понять, носит ли оно программный характер, т. е. является ли оно таким произведением, в котором выявились важнейшие цели и принципы творчества художника (к программным пушкинским стихотворениям относятся «Пророк», «Поэт и толпа», «Поэт» и др.)

3. Ведущая тема

Темы составляют основу любого произведения (в том числе и лирического).

Существует тематическая классификация лирики, которая в наиболее общем виде обозначает традиционные для лирики темы: интимная (любовная) лирика (М. Ю. Лермонтов «Она не гордой красотою…», Б. Л. Пастернак «Зимний вечер»), пейзажная лирика (А. А. Фет «Чудная картина…», С. А. Есенин «За темной прядью перелесиц…»), лирика дружбы (А. С. Пушкин «19 октября» (1925), Б. Ш. Окуджава «Старинная студенческая песня»), гражданская и патриотическая лирика (Н.А.Некрасов «Родина», А. А. Ахматова «Не с теми я, кто бросил землю…»), философская (медитативная) лирика (Ф. И. Тютчев «Последний катаклизм», И. А. Бунин «Вечер»), тема поэта и поэзии (Е. А. Баратынский «Мой дар убог и голос мой не громок…», М. И. Цветаева «Роландов Рог»). Выделение этих групп в большой степени условно, однако позволяет начать разговор о стихотворении, т.е. может служить отправной точкой анализа произведения. К примеру, отнесение стихотворения И. А. Бунина «Вечер» к философской лирике представляется бесспорным. Поэт задается вопросами: почему «о счастье мы всегда лишь вспоминаем…», что дарует человеку ощущение счастья, что мешает осознать в настоящую минуту полноту и гармонию бытия. Но это стихотворение по праву может быть отнесено и к пейзажной лирике, поскольку Бунин не просто говорит о красоте мира, но и пластично ее изображает, описывая вечереющий день, «чистый воздух, льющийся в окно», «бездонное небо», в котором «легким белым краем встает, сияет облако».

Как правило, в стихотворении можно выделить ведущую (или основную) тему. При ее определении следует ориентироваться на тематическую классификацию стихотворений, соотнося ее с «вечными» для поэзии темами любви, красоты, смерти, рока и др. Однако важно помнить, что поэтический текст представляет собой сложное сплетение тем и мотивов. В отличие от темы, мотив имеет непосредственную словесную закрепленность в тексте и является устойчивым формально-содержательным компонентом произведения. Мотив изгнанничества, характерный для лирики М. Ю. Лермонтова, дает о себе знать в конкретном лексическом выражении в стихотворении «Нет, я не Байрон, я другой…»: «изгнанник», «гонимый миром странник». Тот же мотив присутствует в стихотворении «Тучи» и также находит в нем словесное выражение: «Мчитесь вы, будто как

я же, изгнанники». Выявление мотива помогает понять подтекст произведения. Традиционны в лирике мотивы борьбы, бегства, возмездия, страдания, разочарования, тоски, одиночества, встречи, пути и др. Для обозначения ведущего мотива в одном или во многих произведениях используется понятие «лейтмотив». Например, тоска одиночества является лейтмотивом ранней лирики В. В. Маяковского. В стихотворении «Несколько слов о себе самом» поэт создает трагический образ, который мог бы стать эпиграфом к значительной части его лирики: «Я одинок, как последний глаз / У идущего к слепым чело-века!»

4. Лирический сюжет

Сюжет всегда связан с каким-то событием. Воспоминание или случайная встреча, сюжетная сценка или созерцание природы, жизненные перипетии или посетившая поэта мысль становятся импульсом к лирическому переживанию, порождают особое эмоцио-нальное состояние героя.

Наличие в стихотворении развернутого сюжета переводит произведение в лироэпический жанр. Сюжет лирического произведения может быть ослаблен, как в стихотворении А. А. Фета:

Облаком волнистым

Пыль встает вдали;

Конный или пеший —

Не видать в пыли!

Вижу: кто-то скачет

На лихом коне.

Друг мой, друг далекий,

Вспомни обо мне!

Искусство анализа стихотворения заключается, в частности, в деликатном прикосновении к лирическому сюжету, в умении подобрать слова, способные передать события, вызвавшие к жизни конкретный сюжет. Убеждая в невозможности напрямую передать содержание стихотворения Фета, А. А. Потебня проводит эксперимент — пересказывает его сюжет: «Вот что-то пылит по дороге, и не разберешь, едет ли кто или идет. А теперь видно… Хорошо бы, если бы заехал такой-то!» Точность соблюдена, но суть сти-хотворения таким пересказом полностью уничтожается. В. Г. Белинский остроумно сравнил пересказ лирического стихотворения с бабочкой, с крыльев которой сняли пыльцу.

5. Проблемы

Проблематика стихотворения определяется постановкой вопросов в тексте или подтексте произведения. Проблематика стихотворного произведения не имеет принципиального отличия от проблематики других родов литературы: поэты задаются этическими и социальными вопросами, дают свой отклик на «вечные» философские проблемы. Для художественной литературы характерно выведение проблемы в подтекст произведения, как это делает, например, Г. Р. Державин в завещательном стихотворении:

Река времен в своем стремленьи

Уносит все дела людей

И топит в пропасти забвенья

Народы, царства и царей.

А если что и остается

Чрез звуки лиры и трубы,

То вечности жерлом пожрется

И общей не уйдет судьбы.

Более редким является прямая формулировка проблемы в художественном тексте:

PROBLEME

С горы скатившись, камень лег в долине. Как

он упал? никто не знает ныне — Сорвался ль

он с вершины сам собой, Или низринут волею

чужой! Столетье за столетьем пронеслося:

Никто еще не разрешил вопроса.

(Ф. И. Тютчев)

Однако и такая постановка вопроса нуждается в читательском осмыслении, ведь речь идет об основополагающей философской проблеме: существует ли сверхразум, высшая воля Бога, определяющее все, даже падение камня, или миром правит стихия случая, а человек «покинут на самого себя»? Тютчев оставляет вопрос без ответа, что создает колоссальное драматическое напряжение стиха. Искусство анализа проблематики стихотворения заключается в умении видеть и формулировать проблему, организующую поэтическую мысль.

6. Композиция

Деление стихотворения на смысловые части позволяет проследить развитие темы, увидеть смену настроения, вычленить поэтическую мысль, отметить композиционную стройность стихотворения, гармоничную соотнесенность всех его частей. В ряде случаев деление на смысловые части невозможно в силу особой содержательной цельности стихотворения или его миниатюрности. Приведем стихотворение В. Хлебникова:

Когда умирают кони — дышат,

Когда умирают травы — сохнут,

Когда умирают солнца — они гаснут,

Когда умирают люди — поют песни.

Этот своеобразный поэтический реквием всему прекрасному, но обреченному на гибель нельзя членить на части, поскольку стихотворение равно одному предложению, которое вмещается в единственный катрен, а мысль, выраженная в нем, предельно спрессована.

В отличие от философской миниатюры Хлебникова стихотворение И. А. Бунина позволяет вычленить композиционные части.

И цветы, и шмели, и трава, и колосья,

И лазурь, и полуденный зной…

Срок настанет — Господь сына блудного спросит:

«Был ли счастлив ты в жизни земной?»

И забуду я всё — вспомню только вот эти

Полевые пути меж колосьев и трав —

И от сладостных слез не успею ответить,

К милосердным коленам припав.

Принцип композиционного членения подскажут строфы. В первом катрене разворачивается тема признания любви к жизни через утверждение красоты природы. Однако эта тема почти без смыслового перехода трансформируется в трагическую тему неизбежного ухода из жизни и преобразуется в философский мотив пути, судьбы, счастья и страдания. Второй катрен развивает темы словно бы с остановкой, с паузой, в которой сосредоточены не высказанные героем горькие раздумья о страданиях, выпавших ему на долю, иначе нельзя объяснить начало первой строки: «И забуду я всё…» Герою есть о чем забывать, однако приговор жизни не произносится, ибо человеку даровано счастье узнать «полевые пути меж колосьев и трав», почувствовать красоту вселенной. Последние две строки позволяют читателю вместе с лирическом героем пережить высокий миг благодарности, «сладостных слез» за дар жизни, в которой есть скорби, но есть и гармония, явленная человеку в природе.

7. Лирический герой

Содержание и границы понятия «лирический герой» спорны, но понятие это необходимо, так как оно ведет к постижению образа поэта. Характер героя эпического или драматического произведения раскрывается через его действия и поступки, через отно-шения с другими персонажами. Психологизм лирики сопряжен с характером лирического героя, который обнаруживается через внутреннее эмоциональное состояние, особенности картины мира, воссозданной его глазами часто в форме исповеди, лирического дневника. В итоге читателю явлена непосредственная правда личного переживания, подлинный и неповторимый голос поэта. Так, лирический герой поэзии Н. А. Некрасова предъявляет высокие требования как к миру, так и к самому себе. Это человек с раненым сердцем, тонко чувствующий чужую боль и свою вину, способный заражать силой своей страсти. Лирическое «я» порождает интонацию скорби или гнева, упрека или самообличения, мольбы или жесткого требования, ему чуждо бесстрастное созерцание, философское спокойствие при столкновении с различными проявлениями зла. Герой Некрасова, от лица которого ведется повествование, не стремится уйти от над-рывающих душу картин мрачной повседневности, он страстно желает достижения идеала справедливости и гармонии.

При анализе стихотворения необходимо учитывать проблему соотнесенности лирического героя и автора. Эти отношения могут быть различными. Лирический герой может выступать поэтическим «двойником» автора. В этом случае можно говорить о лирическом «я» как о способе раскрытия авторского сознания. Характерным примером может служить фрагмент стихотворения А. А. Ахматовой:

Я научилась просто, мудро жить,

Смотреть на небо и молиться Богу,

И долго перед вечером бродить,

Чтоб утомить ненужную тревогу.

Когда шуршат в овраге лопухи

И никнет гроздь рябины желто-красной,

Слагаю я веселые стихи

О жизни тленной, тленной и прекрасной.

Иногда в стихотворении мир предстает сквозь призму вымышленного «я». В этом случае следует говорить не о лирическом герое, а о лирическом субъекте, который порожден авторской фантазией и является способом раскрытия чужого сознания. Таковы многие стихотворения Ахматовой. Приведем фрагмент одного из них:

Муж хлестал меня узорчатым,

Вдвое сложенным ремнем.

Для тебя в окошке створчатом

Я всю ночь сижу с огнем.

Рассветает. И над кузницей

Подымается дымок.

Ах, со мной, печальной узницей,

Ты опять побыть не мог.

Понятие «лирический герой» актуально не для любого стихотворения. О лирическом герое трудно говорить, если художественной задачей стихотворения является постановка философской проблемы, а не изображение состояния души человека.

8. Преобладающее настроение, его изменение

В стихотворении конкретный план может совмещаться с символическим и аллегорическим, но главным для лирического рода литературы является эмоциональное содержание, которое связано с переживаниями лирического героя. Восприятие поэтического текста предполагает подключение к настроению, которым проникнуто произведение, умение чувствовать переливы душевных состояний героя, объяснять их мотивы. Как правило, чувства лирического героя явлены в динамике. В этом отношении ярким примером может служить стихотворение А. С. Пушкина «Сожженное письмо».

Прощай, письмо любви! прощай: она велела.

Как долго медлил я! как долго не хотела

Рука предать огню все радости мои!..

Но полно, час настал. Гори, письмо любви.

Готов я; ничему душа моя не внемлет.

Уж пламя жадные листы твои приемлет…

Минуту!., вспыхнули! пылают — легкий дым,

Виясь, теряется с молением моим.

Уж перстня верного утраты впечатленье,

Растопленный сургуч кипит… О провиденье!

Свершилось! Темные свернулися листы;

На легком пепле их заветные черты

Белеют… Грудь моя стеснилась.

Пепел милый, Отрада бедная в судьбе

моей унылой, Останься век со мной на горестной груди…

Дважды повторено в первой строке слово-приговор «прощай». Оно утверждает бесповоротность принятого решения, что создает высокое эмоциональное напряжение еще на подступах к теме. В этом «прощай» есть решимость, но нет согласия, есть понимание неизбежного, но нет воли лирического героя: «Она велела…» Тема от первой строчки к следующим двум развивается словно бы вспять: «Как долго медлил я! как долго не хотела / Рука предать огню все радости мои!..» Многоточие в этой строке — отзыв на многоточие первой строки, являющейся знаком чрезвычайной эмоциональной выразительности, смысл которого нужно почувствовать. Какая-то мучительная мысль остановила слово поэта или это спазм душевной боли, для которой нет слов, или, напротив, так обозначена тема воспоминаний о светлом образе возлюбленной, о минутах «радости»? А может быть, в этом обрыве первой строки есть указание на собранность воли перед решительным шагом: «Но полно, час настал. Гори, письмо любви». Настроение вновь меняется: душевные страдания героя столь велики, что он утрачивает чувствительность — «ничему душа моя не внемлет». Но это лишь временное оцепенение, которое вновь сменяется острым ощущением непоправимой утраты того, что безмерно дорого: «Уж пламя жадные листы твои приемлет… / Минуту!., вспыхнули! пылают — легкий дым, / Виясь, теряется с молением моим». Остроту переживаний передают в этих строках не только многоточия, как бы «разряжающие» текст, но и нагнетание глаголов, и высокая лексика вроде слов «моление» (слово остается до конца не проясненным в тексте) и «провиденье». Следующий эмоциональный поворот означен словом «свершилось». С этого момента в поэтический текст входят слова, которые прямо передают эмоцию скорби, беззвучного плача: «Грудь моя стеснилась. Пепел милый, / Отрада бедная в судьбе моей унылой, / Останься век со мной на горестной груди…» Тема не закрыта, ибо боль разлуки не может быть изжита, но все же в последней строке звучит не отчаяние, а верность вечному чувству любви.

Вместе с тем далеко не всегда в лирическом стихотворении прослеживается изменение настроения, ибо запечатленная поэтом эмоция может быть устойчивой, а чувства статичны. Для иллюстрации обратимся к стихотворению М. Ю. Лермонтова «Я жить хочу! хочу печали…»

Я жить хочу! хочу печали Любви и счастию назло; Они мой ум избаловали И слишком сгладили чело. Пора, пора насмешкам света Прогнать спокойствия туман; Что без страданий жизнь поэта? И что без бури океан? Он хочет жить ценою муки, Ценой томительных забот. Он покупает неба звуки, Он даром славы не берет.

Автор передает целую гамму чувств, острых переживаний героя, но развитие поэтической мысли не приводит к изменению настроения, поскольку чувства даны в их предельном напряжении. В стихотворении нашла свое отражение философия абсолютного приятия жизни со всеми ее радостями и горестями, счастьем и страданием. Другой пример из творчества В. В. Маяковского покажет, что стихотворение колоссального эмоционального накала может пронизывать только одно чувство:

ГОРЕ

Тщетно отчаянный ветер бился нечеловече.

Капли чернеющей крови стынут крышами кровель.

И овдовевшая в ночи вышла луна одиночить.

9. Жанр

Уже в XIX в. в лирике шел процесс разрушения жанровой системы. Этому способствовала подвижность границ между жанрами, неопределенность жанровых признаков, творческая воля художника. Чаще всего строгое отнесение стихотворного произведения к какому-либо жанру невозможно, но деление на жанры сохраняется, хотя является условным. Анализ жанровой формы стихотворения помогает глубже понять его содержание, точнее описать своеобразие его формы: увидеть совмещение нескольких жанров, новаторское изменение традиционного жанра — его трансформацию.

По мере развития литературы интерес к некоторым жанрам утрачивался: такова судьба дифирамба (жанр античной лирики: гимн в честь бога Диониса), и мадригала (жанр панегирической поэзии: небольшое стихотворение о любви, построенное на компли-ментах). В литературе нового времени дифирамб и мадригал существуют как подражания.

Основным жанром лирики является лирическое стихотворение — произведение небольшого объема, написанное стихами. Понятие «стихотворение» стало универсальным и обозначает произведение любого жанра лирики. Однако в ряде случаев поэты предпочитают конкретизировать жанр своих стихотворений. Так, знаменитое стихотворение А. С. Пушкина «Осень» имеет подзаголовок «Отрывок», что указывает на жанр, предполагающий намеренную незавершенность стихотворения философского содержания. Стихотворение «Безумных лет угасшее веселье…» Пушкин сопровождает подзаголовком «Элегия». Этот жанр получил в поэзии гораздо большее распространение, чем отрывок.

Древние греки элегиями называли произведения, откликающиеся на широкий круг тем, написанные строго определенным размером. Позднее римские поэты сузили жанр до изображения любовных переживаний. В новое время жанр элегии оказался тесно связан с глубоко личными темами (любовными переживаниями, созерцанием природы, раздумьями о своей судьбе), которые сопровождаются настроением печали, сожаления, меланхолии. В трактате «Поэтическое искусство» Н. Буало дает такой комментарий жанру элегии:

В одеждах траурных, потупя взор уныло,

Элегия, скорбя, над гробом слезы льет.

Не дерзок, но высок ее стиха полет.

Она рисует нам влюбленных, смех и слезы,

И радость, и печаль, и ревности угрозы;

Но лишь поэт, что сам любви изведал власть,

Сумеет описать правдиво эту страсть.

Элегия В. А. Жуковского «Вечер» проникнута смешанным чувством светлой печали и обращена к глубоко личным темам, к раздумьям о любви, природе, о проблемах бытия (неизбежность смерти и роковая предрешенность судьбы, подлинные и мнимые цен-ности). Романтическая элегия писалась, как правило, ямбом, использовала определенный поэтический словарь, однако со временем она утратила эти признаки, сохранив в качестве жанрового признака определенную тональность стихотворения и характерные для элегии темы.

Некоторые жанры, подобно сонету, обладают четкими жанровыми признаками, поэтому их относят к твердым стихотворным формам.

Форма сонета предполагает определенный объем (14 стихов), специфическую систему рифм, строгую строфическую композицию. Рекомендовались, но не стали обязательными и другие правила: строфы должны кончаться точками, слова — не повторяться, последнее слово должно быть ключевым. Особое требование касалось смысловой соотнесенности строф: поэтическая мысль от строфы к строфе развивается следующим образом: тезис — развитие — антитезис — синтез. Возможен и другой вариант: завязка — развитие — кульминация — развязка. Сонет возник в XIII в. и получил широкое распространение благодаря Ф. Петрарке. Жанр имеет две разновидности.

Итальянский сонет состоит из двух катренов и двух терцетов (трехстиший). Так построено пушкинское стихотворение «Поэту». Английский сонет состоит из трех катренов и одного двустишия, такова форма многих сонетов У. Шекспира.

Сонет остается живым жанром поэзии на протяжении многих веков. К нему обращались русские поэты и XIX, и XX вв. (И. А. Бунин «Ритм», К. Д. Бальмонт «Сонеты солнца, меда и луны»).

Существуют и другие твердые стихотворные формы, в которых традицией определены объем и строфическое строение стихотворения. Так, во французской поэзии XV в. появился триолет, ставший особенно популярным в культурах барокко и рококо. Триолет — восьмистишие с характерной рифмовкой (abaaabab): первое двустишие повторяется в конце строфы, а четвертый и седьмой стих воспроизводят первый стих, т. е. текст первой строки трижды повторяется в стихотворении, создавая определенный мелодический рисунок. В русской поэзии жанр освоен поэтами XVIII в., но широкое распространение полу-чил благодаря поэтам серебряного века:

Рудо-желтый и багряный,

Под моим окошком клен

Знойным летом утомлен.

Рудо-желтый и багряный,

Он ликует, солнцем пьяный,

Буйным ветром охмелен.

Рудо-желтый и багряный,

Осень празднует мой клен.

(Ф. К. Сологуб)

Некоторые твердые стихотворные формы сложились в поэзии народов Ближнего и Среднего Востока. Рубаи — четверостишие в лирической и философской поэзии с расположением рифм: аааа или aaba, или abab. Мировую известность получили рубай персидского и таджикского поэта и философа О. Хайяма, жившего примерно в XI—XII вв.:

Мы источник веселья — и скорби рудник.

Мы вместилище скверны — и чистый родник.

Человек, словно в зеркале мир, — многолик.

Он ничтожен — и он же безмерно велик!

(Перевод Г. Плисецкого)

Газель — лирическое стихотворение, состоящее из 12—15 двустиший (бейтов) на одну рифму:

Замедли, караван, шаги. Покой души моей — уходит.

Уходит милая моя, и сердце тоже с ней уходит.

(Саади. Перевод Бану)

В японской поэзии получили распространение короткие нерифмованные стихотворения танка (пятистишие, состоящее из 31 слога) и хокку (17-сложное трехстишие). Танка — древнейший жанр японской поэзии (VIII в.). Главная мысль сосредоточена в первых трех строках, заключение — в двух последних. Для танка характерны темы любви, разлуки, странствия, времен года:

За выросшей травой

Мне сада не видать

Мне недосуг ухаживать за ним.

Я размышляю,

Вот моя отрада!

(Мибу но Тадаминэ)

Пустое, брось!

Нет тем для разговора.

Нет продолженья там,

Где мы остановились.

Любовь прошла, и нам пора расстаться!

Вопросы поэзии

Последние лет сорок пять я наблюдал, как поэзия становилась объектом множества начинаний, подвергалась экспериментам самого различного свойства, испытывала пути совершенно неведомые, возвращалась порою к определенным традициям, участвовала, одним словом, в тех резких колебаниях и в том процессе непрестанного обновления, какие характерны, по-видимому, для нынешнего мира. Богатство и хрупкость комбинаций, непостоянство вкусов и быстрая смена ценностей, наконец, почитание крайностей и исчезновение незыблемого?-?таковы отличительные признаки нашего времени, кои ощущались бы куда сильнее, не отвечай они с такою точностью самой нашей чувствительности, которая все более притупляется.

В ходе этого полувека выявился последовательный ряд поэтических формул и методов, начиная с четкого и легко определимого типа, представленного Парнасом, и кончая творчеством наиболее необузданным и дерзаниями подлиннейше свободными. К совокупности этих новаторств надобно и важно добавить кое?какие воскрешения, порой чрезвычайно удачные: заимствования, из XVI, XVII и XVIII веков, чистых и изощренных форм, изящество которых, быть может, неувядаемо.

Все эти искания получили толчок во Франции, что весьма примечательно, ибо, хотя страна эта и породила немало прославленных поэтов, поэтическая ее репутация стоит невысоко. В самом деле, за каких?нибудь три столетия французы приучились не понимать истинной природы поэзии и соблазняться путями ложными, уводящими вспять от ее пределов. Я без труда покажу это здесь. Отсюда понятно, почему поэтические вспышки, эпизодически у нас случавшиеся, должны были принимать форму взрыва или мятежа?-?либо, напротив, сосредоточивались в узком кругу восторженных умов, ревниво хранивших свои сокровенные верования.

Но в последнюю четверть века минувшего среди того же маломузыкального народа явило себя изумительное богатство лирических открытий. Около 1875 года, когда жил еще Виктор Гюго, а Леконт?де Лиль и его собратья восходили к славе, можно было наблюдать рождение имен Верлена, Стефана Малларме и Артюра Рембо, этих трех волхвов современной поэтики, носителей столь бесценных даров и столь редкостных ароматов, что время, с тех пор минувшее, не ослабило ни блеска, ни власти их необычайных щедрот.

Крайнее несходство их созданий в сочетании с многообразием форм, предложенных поэтами поколения предшествующего, позволило и позволяет еще мыслить, чувствовать и творить поэзию чрезвычайно различную по изумительному множеству манер. Есть еще сегодня поэты, которые явственно следуют Ламартину; иные суть продолжатели Рембо. Вкусы и стиль человека могут меняться; в двадцать лет он сжигает то, что боготворил в шестнадцать; некая сокровенная трансформация передает от одного учителя к другому способность восхищать. Поклонник Мюссе изощряется и порывает с ним ради Верлена. Другой, слишком рано вкусивший Гюго, всецело отдает себя Малларме.

Эти духовные сдвиги происходят, как правило, в одном направлении, гораздо более вероятном, нежели противоположное. Почти немыслимо, чтобы «Пьяный корабль» привел со временем к «Озеру». Зато отнюдь не обязательно во имя любви к чистой и трудной «Иродиаде» утратить вкус к «Молитве Эсфири» 1.

Эти разочарования, эти гибельные или благие прозрения, и эти отступничества и замены, и эта возможность чувствительности к последовательному воздействию поэтов, ничем меж собою не связанных, суть литературные феномены решающей важности. Следственно, о них никогда не говорят.

О чем же, однако, говорят, когда речь идет о «поэзии»?

С изумлением вижу я, что нет такой сферы нашей пытливости, в которой наблюдение самих вещей оставалось бы в большем забвении.

Я знаю прекрасно, что так происходит повсюду, где могут быть опасения, что ничем не стесняемый взгляд разрушит свой предмет или же его чары. Не без интереса наблюдал я неудовольствие, вызванное тем, что пришлось мне однажды написать об Истории и что сводилось к ряду несложных констатации, какие мог бы сделать каждый. Эта маленькая сумятица была совершенно естественной, и предсказать ее не составляло труда, ибо отвергнуть легче, нежели вдуматься, и это наименьшее из усилий должно с неизбежностью возобладать в подавляющем большинстве интеллектов. Что касается меня, я всегда сторонюсь этого неистовства мнений, которое игнорирует зримый объект и, подменяя его словами, спешит растравлять личное чувство… Мне кажется, пора отучиться взирать лишь на то, что предлагает нашему взору привычка и прежде всего язык?-?привычка наиболее властная. Надобно сделать усилие и сосредоточиться на вопросах иного порядка, которые отнюдь не обозначены словами или?-?что?то же?-?прочими людьми.

Итак, я попытаюсь показать, как обыкновение подходит к Поэзии и как оно извращает се сущность в ущерб действительному ее существу.

Едва ли возможно сказать о «поэзии» нечто такое, что не оказалось бы явно никчемным для всех тех, в чьей внутренней жизни эта своеобычная сила пробуждает влечение и жажду выразить себя, выявляясь в форме непостижимого запроса их естества или же наиболее целостного его ответа.

Люди эти испытывают потребность в том, в чем нет, как правило, ни малейшей практической пользы, и они различают порою некую закономерность в определенных комбинациях слов, которые другим представляются вполне произвольными.

Трудно заставить их полюбить нелюбимое или же разлюбить любимое,?-?к чему сводилось, во времена давние и недавние, основное усилие критики.

Что же касается тех, кто не ощущает достаточно ни присутствия Поэзии, ни ее отсутствия, для них она, несомненно, всего только нечто абстрактное и загадочно узаконенное, нечто предельно бесплодное,?-?хотя традиция, каковую надлежит уважать, связывает с этой сущностью одну из тех смутных ценностей, кои держатся в небольшом числе па поверхности обыденного сознания. Почтение, с каким относятся в демократической стране к благородному званию, может служить этому примером.

Касательно существа Поэзии я полагаю, что, сообразно с различием склада умов, оно либо не имеет никакой ценности, либо же обладает бесконечной значимостью: что уподобляет ее самому Богу.

Среди этих людей без особой страсти к Поэзии, которые не знакомы с потребностью в ней и не помышляют творить ее, есть, к несчастью, изрядное число таких, чье назначение или удел?-?судить о ней, ее анализировать, возбуждать и культивировать вкус к ней,?-?словом, расточать то, чего у них нет. Нередко вкладывают они в это всю свою изощренность и все свое рвение,?-?последствий чего надобно опасаться.

Со словом «поэзия», звучным и целомудренным, неминуемо тянет их, или им остается, связывать все, что угодно, кроме того предмета, которым, как кажется им, они занимаются. Они не подозревают, что все служит им лишь для того, чтобы уходить или бессознательно отвлекаться от главного. Им служит все, что таковым не является.

Так, они перечисляют очевидные средства, которыми поэты пользуются, обнаруживают повторяемости и пробелы в их словаре, выявляют излюбленные их образы, регистрируют у них схожести и заимствования. Кое?кто силится восстановить их тайные помыслы и вычитать из их созданий, в мнимой прозрачности, некие побуждения и намеки. С самонадеянностью, которая лишь вскрывает все их ослепление, любят они копаться в том, что известно (или же почитается известным) о жизни автора, как если бы можно было добраться до истинных ее пружин и как если бы красоты речи, чарующая, всегда… предопределенная гармония формул и звуков являлись вполне естественными следствиями чудесных или трагических превратностей существования. Всякий, однако же, бывал счастлив и несчастлив, и во взлетах блаженства, равно как и в безднах страдания, не было отказано ни самым бесчувственным душам, ни душам наименее музыкальным. Ощущать еще не значит сделать ощутимым, и того меньше?-?ощутимым прекрасно…

Не достойно ли изумления то, что мы ищем?-?и даже находим?-?столько подходов к предмету, совсем не касаясь его существа, но зато обнаруживая в применяемых методах, в приемах наблюдения, к коим мы обращаемся, и в самой истовости, какую себе предписываем, полное, абсолютное непонимание действительного вопроса?

Более того: среди массы ученых трудов, посвященных Поэзии за многие столетия, встречается до чрезвычайности мало таких (говорю «мало» только во избежание крайности), которые не несут в себе отрицания ее бытия. Самые наглядные свойства и самые реальные проблемы этого исключительно сложного искусства словно бы нарочито помрачаются, стоит остановиться па нем взглядам подобного рода.

Как мы поступаем? К стихотворению мы подходим так, как если бы оно распадалось (и распадаться должно было) на прозаическое высказывание, автономное и самосущное, и на некий фрагмент своеобразной музыки, более или менее сходной с музыкой в узком смысле?-?той, какою способен звучать человеческий голос. Эта музыка, однако, не поднимается до пения, каковое, кстати сказать, равнодушно к словам, ибо зиждется исключительно на слогах.

Что касается прозаического высказывания?-?то есть высказывания, которое и в иной формулировке служило бы той же цели,?-?его расчленяем мы в свой черед. Оно представляется нам состоящим из двух компонентов: с одной стороны?-?короткого текста (который может подчас сводиться к одному слову или заглавию произведения), с другой?-?некой толики речи подсобной: украшений, образов, фигур, эпитетов, «красочных деталей», чье совокупное свойство заключается в том, что их можно вносить, множить, отбрасывать ad libitum… *.

* По желанию (латин.).

Что же касается поэтической музыки?-?той своеобразной музыки, о которой я только что упомянул,?-?для одних она неразличима, для большинства?-?несущественна; иным служит она объектом отвлеченных анализов, порою искусных, как правило, тщетных. Я знаю, что предпринимались достойные попытки одолеть сложности этой материи; но я весьма опасаюсь, что усилия растрачены были не по назначению. Нет ничего обманчивей, нежели так называемые «научные» методы (подсчеты и регистрация, в частности), которые на всякий, даже нелепый или ложно поставленный вопрос позволяют ответить каким-либо «фактом». Достоинство их (как и достоинство логики) обусловлено тем, как они применяются. Статистика, запись по воску, хронометрические наблюдения, к которым прибегают для разрешения вопросов, всецело «субъективных» в своей основе либо направленности, нечто, конечно же, проясняют; но в данном случае их оракулы, вместо того чтобы вразумить нас и покончить со спорами, лишь вводят, под прикрытием средств и аппарата физики, грубо прикрашенную метафизику.

Сколько бы ни считали мы шаги богини, сколько бы ни измеряли их частоту и среднюю их протяженность, это не объяснит нам секрета ее стремительных чар. Мы что?то еще не видели, чтобы похвальная любознательность, которая вкладывает себя в постижение тайн музыки, свойственной «артикулированной» речи, принесла нам создания небывалой и капитальной значимости. А ведь в этом все. Единственным залогом подлинного знания является способность: способность творить или способность предвидеть. Все прочее?-?Литература…

Должен, однако, признать, что изыскания эти, которые представляются мне не слишком плодотворными, имеют по крайней мере то достоинство, что преследуют точность. Побуждения, за ними стоящие, прекрасны… Приблизительность легко удовлетворяет нашу эпоху?-?всякий раз, когда существо дела не поставлено на карту. Следовательно, эпоха наша обнаруживает больше точности и больше поверхностности, нежели любая другая: больше точности?-?вопреки себе, больше поверхностности?-?своим умением. Случайное ценит она выше сущности. Людьми она тешится, человек ей в тягость, и наипаче всего страшится она той благословенной скуки, которая, во времена более мирные и словно бы менее заполненные, рождала нам читателей истовых, трудных и желанных. Кто?-?и для кого?-?станет взвешивать ныне ничтожнейшие слова свои? И какой Расин стал бы взывать к своему непременному Буало, дабы испросить согласия на замену, в такой-то строке, слова «горестный» словом «злосчастный»,?-?каковое получено не было?

Коль скоро я взялся хоть как?то очистить поэзию от всей той прозы и духа прозы, которые ее тяготят и загромождают познаньями, абсолютно бесполезными для знания и уразумения ее сущности, я вправе пронаблюдать эффект, какой эти занятия производят во множестве современных умов. Очевидным становится, что привычка к предельной точности, уже достигнутой в известных областях (и усвоенной большинством ввиду разнообразного ее использования в повседневной жизни), стремится воздействовать на нас, делая праздными, и того пуще?-?несносными, многие традиционные построения, многие концепции и теории, которые бесспорно способны еще захватывать нас, более или менее возбуждать интеллект, понудить нас написать, и даже просмотреть, не одну превосходную книгу, но для которых явно достаточно было бы чуть большей пристальности либо нескольких парадоксальных вопросов, чтобы все эти отвлеченные миражи, произвольные системы и туманные горизонты свелись на глазах у нас к простейшим возможностям слова. Отныне все науки, располагающие лишь тем, что они изрекают, оказываются «потенциально» обесцененными за счет развития тех наук, коих достижения испытывают и применяют ежемгновенно.

Представим же себе, какие суждения могут родиться в уме, приученном к известной четкости, когда ему предлагают некие «определения» и некие «интерпретации», притязающие ввести его в понимание Литературы и Поэзии в частности. Чего могут стоить рассуждения о «Классицизме», «Романтизме», «Символизме» и т. д., когда нет для нас более непосильной задачи, нежели связать характерные свойства и качества исполнения, составившие ценность и обеспечившие жизненность данного произведения, с так называемыми общими идеями и «эстетическими» тенденциями, которые эти внушительные именования призваны обозначать. Все это?-?термины отвлеченные и условные; по условности это отнюдь не вполне «удобные», ибо разногласия авторов относительно их смысла в известной мере являются правилом, и сами они будто созданы для того, чтобы разногласия эти порождать и давать повод к бесконечным расхождениям.

Совершенно очевидно, что все эти классификации и легковесные оценки никак не способствуют наслаждению читателя, умеющего любить, равно как и у художника не углубляют понимания средств, выработанных мастерами: они не учат ни читать, ни писать. Больше того, они отвлекают и уводят интеллект от подлинных проблем искусства, тогда как сотням слепцов они позволяют блистательно рассуждать о цвете. Сколько никчемностей написано было по милости термина «Гуманизм» и сколько вздора?-?дабы уверить людей в том, что Руссо открыл «Природу»!… В самом деле, будучи приняты и усвоены публикой, вкупе с тысячами химер, бесплодно ее занимающих, эти призраки мыслей обретают видимость бытия и дают повод и материал для бесчисленных комбинаций, отмеченных своего рода школярской оригинальностью. С великой искусностью распознаем мы подобие Буало в Викторе Гюго, некоего романтика?-?в Корнеле, некоего «психолога» или некоего реалиста - в Расине… Все это не истинно и не ложно?-?да и не может быть ни ложным, ни истинным.

Я допускаю, что к литературе вообще и к поэзии в частности можно оставаться вполне равнодушным. Красота?-?дело сугубо личное; впечатление, что в некий миг узнаешь ее и проникаешься ею, наблюдается в нашей жизни сравнительно часто?-?так же как боль или наслаждение,?-?но еще больше зависит от воли случая. Никогда нет уверенности в том, что такой-то предмет восхитит нас; ни в том, что, понравившись (либо не понравившись) нам один раз, он понравится (или же не понравится) и в другой. Эта гадательность, которая опрокидывает любые расчеты, любые усилия и которая создает возможность любых отношений произведения с индивидом, какой угодно враждебности и какого угодно идолопоклонства, приводит судьбу написанного в зависимость от капризов, страстей и метаморфоз всякой личности. Если мы действительно любим некое стихотворение, любовь наша выражается в том, что мы говорим о ней как о чувстве личном,?-?ежели только мы о ней говорим. Я знавал людей, которые до такой степени ревновали то, чем страстно они восхищались, что для них нестерпимо было, чтобы кто?то еще этой вещью увлекся и даже просто узнал ее, ибо, разделенная, любовь казалась им отравленной. Они предпочитали утаивать свои любимые книги, нежели их распространять, и обращались с ними (в ущерб широкой славе авторов и выгодам их культа), как мудрые мужья Востока?-?со своими женами, которых они окружают тайной.

Если, однако, мы хотим?-?как того хочет обычай?-?видеть в литературе своего рода общественно полезный институт и связывать с репутацией народа?-?каковая является, в сущности, государственным достоянием,?-?названия «шедевров», которым подобает быть вписанными в один ряд с именами его побед; если орудия духовного наслаждения мы превращаем в средства воспитательные, возлагая на них важную роль в формировании и обучении молодых людей,?-?надлежит подумать еще и о том, чтобы не извратить тем самым подлинно своеобразного смысла искусства. Извращение это состоит в подмене бесплодными внешними сведениями и шаблонными характеристиками исчерпывающей достоверности наслаждения и прямого интереса, вызванного чьим?либо творчеством; в том, что творчество это вынуждают служить лакмусовой бумагой для педагогического контроля, материалом для досужих изысканий, поводом к абсурдным проблемам…

Все эти усилия ведут к одному: вопросы реальные подменяются некой иллюзией…

Когда я вижу, во что превращают Поэзию, что ищут в ней и что находят, как мыслится она в критике (и почти всюду), мой ум, каковой почитает себя (разумеется, следуя врожденной природе умов) самым трезвым из всех возможных, изумляется «до крайних пределов».

Он говорит себе: я не вижу во всем этом ничего, что могло бы позволить мне лучше прочесть это стихотворение, лучше исполнить его для собственного удовольствия,?-?либо представить отчетливей его структуру. Меня побуждают к совсем иному и ничем не гнушаются, дабы отвлечь меня от божественного. Мне преподносят какие?то даты и биографию, меня посвящают в чьи-то распри и теории, о которых я знать не хочу, когда дело имею с музыкой и тончайшим искусством голоса, несущего в себе мысль… Где же главное в этих суждениях и идеях? Почему забывают о том, что сразу же раскрывается в тексте, о чувствах, им пробуждаемых, ради которых он и написан? Будет еще время порассуждать о жизни, любви и взглядах поэта, о его друзьях и недругах, о его рождении и смерти, когда мы достаточно преуспеем в поэтическом осмыслении его создания,?-?когда, иначе говоря, мы станем орудием писанной вещи, так что наш голос, наш интеллект и весь заряд нашей чувствительности сочетаются, чтобы дать жизнь и могущественное присутствие творческому акту автора.

Первый же точный вопрос вскрывает поверхностность и бесплодие тех исследований и пособий, которым я только что изумлялся. Пока я внимаю этим ученым трудам, в коих нет недостатка ни в «документах», ни в обстоятельности, я ловлю себя на мысли, что не знаю даже, что такое фраза… Я не уверен, что именно разумею я под стихом. Я прочел или вообразил дюжину «определений» ритма, из которых ни одного не приемлю… Что говорю!… Стоит мне только задаться вопросом, что такое согласная, как я теряюсь в догадках; я хочу просветить себя, и я встречаю одни лишь подобия точного знания, распыленного в массе противоречивых взглядов. Если же, далее, я надумаю осведомиться о тех приемах или, лучше сказать, тех излишествах речи, какие мы объединяем неясным собирательным термином «фигура», я не найду ничего, кроме полузабытых следов чрезвычайно несовершенного анализа, которому подвергли древние эти «риторические» феномены. А ведь эти фигуры, столь пренебрегаемые современной критикой, играют роль капитальной значимости не только в поэзии явной и организованной, но и в той постоянно действующей поэзии, какая расшатывает установившийся словарь, расширяет либо сужает значения слов, оперирует ими путем аналогии и переноса, меняет ежемгновенно достоинство этой монеты и?-?на устах ли толпы, для внезапных ли нужд технического лексикона или же под неверным пером писателя?-?вызывает ту трансформацию языка, которая нечувствительно преображает его до неузнаваемости. Никто, по-видимому, даже не пытался продолжить этот анализ 2. Никто не ищет в углубленном рассмотрении всех этих замен, этих сжатых помет, этих нарочитых обмолвок и этих ухищрений, по сей день чрезвычайно туманно толкуемых лингвистами,?-?никто не ищет сокрытых в них закономерностей, которые не должны чрезмерно отличаться от тех, какие обнаруживает подчас гений геометрии в его искусстве создавать себе все более гибкие и изощренные инструменты мысли. Поэт бессознательно движется в сфере возможных связей и превращений, где он подмечает, или же получает, лишь мгновенные и частные эффекты, необходимые ему в какой?то момент его скрытого действования.

Я не спорю, что подобные изыскания невероятно сложны и что осознать их полезность способны лишь весьма немногие; готов также признать, что обстоятельный разбор «источников», «влияний», «психологии», «среды», поэтических «импульсов»?-?дело менее отвлеченное, более доступное, более «человеческое» и «жизненное», нежели погруженность в глубинные проблемы речи и ее эффекты. Я не отрицаю значения и не оспариваю интереса той литературы, которой сама Литература служит декорацией, а писатели?-?персонажами; не скрою, однако, что я не нашел в ней никакой существенной и дельной помощи для себя. Все это хорошо для разговоров, полемики, лекций, статей, трактатов и прочей деятельности чисто внешнего свойства, чьи требования весьма отличны от тех, которые предъявляет жесточайшее столкновение воли и возможностей личности. Поэзия рождается?-?и открывает себя?-?в полнейшей отрешенности и в глубочайшем сосредоточении; ежели мы подходим к ней как к объекту исследования, искать надобно здесь, в самом человеке, и лишь крайне скупо?-?в его окружении.

Подумать только?-?вновь шепчет мне мой дух простоты,?-?что эпоха, которая на заводе и стройке, на общественном поприще, в лаборатории и в конторах доводит до пределов невообразимых разделение труда, экономию и эффективность работ, чистоту и четкость операций,?-?что эта эпоха отбрасывает в искусствах преимущества накопленного опыта и отказывается полагаться на что?либо, кроме импровизации, озарения свыше и ставки на случай, наделяемых массой хвалебных имен!… Никогда в прежние времена не обнаруживалось, не выказывалось, не утверждалось и, уж конечно, не декларировалось решительней презрение ко всему, что обеспечивает неповторимое совершенство творений и придает им, в связности их элементов, цельность и полноту формы, равно как и прочие качества, каких не может им сообщить и самая чудодейственная случайность. Мы, однако, живем минутой. Слишком много перемен и всяческих революций, слишком много быстрых превращений восторженности в брезгливость и предметов насмешки в предметы бесценные, слишком много слишком несходных сокровищ, предлагаемых разом, приучают нас довольствоваться ближайшими границами наших впечатлений. Да и как в наши дни думать о долговечности, рассчитывать на будущее, заботиться о преемстве? Вполне тщетным представляется нам стремление противостоять «времени» и донести до незнакомцев, которые жить будут через две сотни лет, некие образцы, способные волновать их. Нам кажется просто непостижимым, что о нас помнило столько великих людей и что потому-то, быть может, и стали они великими. Наконец, в любой вещи все видится нам столь зыбким и эфемерным, столь неизбежно случайным, что случайности восприятия и наименее устойчивого сознания стали у нас субстанцией множества произведений.

Одним словом, поскольку мысль о потомстве развеяна как предрассудок, забота о будущности отброшена, а композиция, скупость средств, изящество и совершенство сделались неощутимы для публики менее восприимчивой и взыскательной, нежели была она в прежние времена,?-?весьма естественно, что искусство поэзии и его понимание (равно как и масса других вещей) пострадали от этого до полной тщетности любых расчетов и, того больше, любых гаданий относительно даже ближайших его перспектив. Судьбы всякого искусства зависят, с одной стороны, от судеб его материальных средств; а с другой,?-?от судеб людей, способных увлечься им, которые находят в нем удовлетворение некой реальной своей потребности. С глубочайшей древности и доныне чтение и письмо оставались единственными способами сообщения, будучи единственными формами передачи и сохранения речевого высказывания. Нельзя более поручиться за их. будущность. Что же касается людей, уже теперь видим мы, как обрушивается на них и как их прельщает столько мгновенных соблазнов и прямых возбудителей, которые с легкостью вызывают у них острейшие ощущения и дают им почувствовать саму жизнь и живое присутствие естества,?-?что позволительно усомниться, найдут ли наши внуки хоть какую?то привлекательность в обветшалых прелестях самых замечательных наших поэтов и всякой поэзии вообще.

Поставив себе целью продемонстрировать, насколько всеобщий подход к Поэзии свидетельствует о всеобщем ее непонимании, показать ее в роли печальной жертвы умов, подчас проницательнейших, но решительно к ней бесчувственных,?-?я должен пойти дальше и сделать ряд уточнений.

Сперва процитирую великого Даламбера. «Таков, как мне кажется,?-?пишет он,?-?суровый, но справедливый закон, который век наш диктует поэтам: он больше не ценит в поэзии ничего, чем не восхищался бы в прозе».

Сентенция эта?-?из числа тех, которые прямо противоположны тому, что, как мы думаем, следует думать. Стоило читателю 1760 года сформулировать суждение противное, дабы обнаружилось то, что в весьма недалеком будущем должно было стать предметом поисков и восторгов. Я отнюдь не хочу сказать, что Даламбер заблуждался, ни что заблуждался сам век его. Я имею в виду, что, думая говорить о Поэзии, он под термином этим разумел нечто совсем иное.

Одному богу известно, сколько усилий потратили поэты на опровержение этой «теоремы Даламбера» с тех пор, как была она сформулирована!…

Одни из них, движимые инстинктом, уходили в своих созданиях как можно дальше от прозы. При этом они счастливо избавились от риторики, морали, истории, философии и всего прочего, что утверждается в интеллекте лишь за счет многовидности слова.

Другие, несколько более взыскательные, совершенствуя и уточняя анализ поэтического влечения и наслаждения, а также их скрытых пружин, пытались построить такую поэзию, которую было бы невозможно свести к выражению некой мысли и, следственно, изложить, не разрушив ее, иными словами. Они обнаружили, что передача поэтического состояния, которая мобилизует все наше чувствующее существо, совершенно отлична от передачи идеи. Они убедились, что буквальный смысл поэтического создания не заключает в себе и не реализует его конечной цели, а потому отнюдь не является непременно единственным.

Однако вопреки замечательным поискам и свершениям утвердившаяся привычка судить о стихах применительно к прозе и ее назначению, оценивать их, так сказать, по тому, сколько прозы они содержат; национальный характер, все более прозаический начиная с XVI столетия; поразительные ошибки в литературном образовании; влияние театра и поэзии драматической (что значит действия, каковое есть проза по преимуществу)?-?все это увековечивает массу нелепиц и навыков, которые свидетельствуют о самом грубом невежестве в отношении основных принципов поэзии.

Не составит труда набросать список «критериев» антипоэтического сознания. То был бы перечень подходов к стихотворению, способов его оценки и разбора, которые представляют собой действия прямо противоположные усилиям поэта. Перенесенные в школу, где они служат правилом, эти бесплодные варварские приемы стремятся с детства разрушить чувство поэзии и само понятие наслаждения, которое это чувство способно доставлять.

Разделять в стихах сущность и форму, тему и ее раскрытие, звук и смысл; усматривать в ритмике, метрике и просодии нечто такое, что естественно и свободно отрывается от самого речевого высказывания, от самих слов и синтаксиса,?-?все это свидетельства непонимания или бесчувственности относительно мира поэзии. Пересказывать или же заставлять пересказывать поэму прозой, превращать ее в материал обучения либо проверки знаний?-?это не просто невинные ереси. Нужна настоящая извращенность, чтобы ухитриться столь искаженно толковать принципы искусства, тогда как, напротив, надлежало бы вводить умы в то самое царство слова, которое является прямым антиподом привычной системы обмена значимостей на действия либо идеи. Поэт распоряжается словами совсем иначе, нежели то делает практическая потребность. Слова у него, разумеется, те же самые, но их значимости совершенно иные. Оставаться вне практики, не сообщать «о дожде»?-?это-то и есть назначение поэта; и всякое доказательство, всякое подтверждена тому, что он не изъясняется прозой, идет ему только на пользу. Рифмы, инверсии, развернутые фигуры, параллели и образы все они, будь то находки или условности, служат средствами противодействия прозаической предрасположенности читателя (подобно тому как общеизвестные «законы» поэтического искусства постоянно напоминают поэту о сложности мира этого искусства). Невозможность свести его творение к прозе, невозможность изложить или постигнуть его в качестве прозы?-?таковы непреложные условия его бытия, вне которых творение это поэтически лишено смысла.

После всех этих негативных суждений я должен был бы теперь заняться положительной стороной вопроса; но, думается мне, было бы не слишком уместно предварять сборник стихов, в котором представлены самые разнообразные тенденции и творческие манеры, изложением сугубо личных идей, как бы ни старался я приводить и развивать лишь такие соображения и доводы, какие в свой черед мог бы повторить каждый. Нет ничего труднее, нежели не быть собой или же не быть собой лишь в меру желаемого.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Путь песенной поэзии. Авторская песня и песенная поэзия восхождения автора Грачёв Алексей Павлович

О поэзии, выражающей переживание, и поэзии, выражающей знание В настоящее время часто всю поэзию, передающую личный опыт автора, принято называть лирикой. Но это неправильно. Лирика по определению - это поэзия, выражающая личные переживания автора. Однако внутренний опыт

Из книги Об искусстве [Том 2. Русское советское искусство] автора Луначарский Анатолий Васильевич

Из книги Век Джойса автора Гарин Игорь Иванович

СТРУКТУРА ПОЭЗИИ Слова - возможно, самый трудный для искусства материал, ибо ими надо пользоваться так, чтобы передать и зримую красоту и красоту звучания, а кроме того, выразить в грамматически оформленном предложении какую-то мысль. Т. С. Элиот Я буду рассказывать

Из книги Универсальный журналист автора Рэндалл Дэвид

Глава 5 Искусство задавать вопросы Газетчики задают дурацкие вопросы. Они смотрят на солнце и спрашивают светит ли оно. Сонни Листон Расспрашивать людей, держа в голове мысль о статье - особое искусство. Порой это может напоминать беседу, но это не беседа; расспросы людей

Из книги Умирание искусства автора Вейдле Владимир Васильевич

Из книги Основы живописи [Учебник для уч. 5-8 кл.] автора

Из книги Открытая педагогика автора Фильштинский Вениамин Михайлович

Из книги Искусство оформления сайта. Практическое пособие автора Бердышев Сергей Николаевич

Из книги Основы рисунка для учащихся 5-8 классов автора Сокольникова Наталья Михайловна

Из книги Том 5. Произведения разных лет автора Малевич Казимир Северинович

Вопросы, упражнения и творческие задания 1. Что такое рисунок? Дайте его определение.2. Какие виды рисунка вы знаете? Охарактеризуйте их.3. Расскажите об истории развития рисунка у разных народов.4. Перечислите художественные материалы, применяемые для рисунка.5. Назовите

Из книги Литературные записи автора Фурманов Дмитрий Андреевич

Ответы на вопросы 2Виды рисунка – станковый, академический, учебный рисунок, наброски и зарисовки.5Выдающиеся художники русской школы рисунка: О. Кипренский, К. Брюллов, А. Лосенко, А. А. Иванов, И. Репин, Н. Крамской, В. Серов, Б. Кустодиев, В. Борисов-Мусатов, М. Врубель;

Из книги Желание чуда автора Бондарчук Сергей Фёдорович

Вопросы* Вопросы миллионной толпы - «Что такое хотел сказать художник плоскостью», «Что она означает» - возбуждают желание ответить.Жаль, что творящий Бог не отвечает на вопросы и предоставляет разобраться самому гражданину в творениях и отыскать в них себе ответ. Это

Из книги "Тектоника". Лучшее. 94-98 автора Горцев Сергей

«Ваши вопросы…»* Ваши вопросы застали меня в то время, когда я не думаю о том «Что?» и «Почему?».Остался один вопрос у меня пред всякой работой моей, «КАК?».Но Ваши вопросы заставили меня вернуться к моему юношеству.В годы юности моей, когда ходил на горки цветущие трав

Из книги автора

ВОПРОСЫ КОМПОЗИЦИИ 1. У каждого действующего лица должен быть заранее определен основной характер, и факты - слова, поступки, форма реагирования, реплики, смена настроений и т. д. - должны быть только естественным проявлением определенной сущности характера, которому

Из книги автора

Из книги автора

Ответы В.Шумова на вопросы зрителей Место: концерт в Смоленске (зал СФМЭИ, 600 чел.) Время: 6 июня 1987 г. - Что значит название "Центр"?- Когда мы создавались в 1982 году... Я не знаю, как у вас, у нас на сленге "центр" - это значит "очень хорошо". Вот мы решили так назвать свою

Литературная викторина для 10-11 классов. Русская литература 20 века

Соколовская Инна Владиславовна, педагог – библиотекарь МБОУ Тацинская СОШ № 3. Ростовская область
Описание материала: Предлагаю вам литературную викторину Русская литература 20 века. Материалом для составления литературной викторины послужили книги по школьной программе рекомендуемые для внеклассного чтения в 10 – 11 классах.
Цель:
1. Вызвать интерес учащихся к литературе, развивать познавательный интерес к чтению, прививать стойкий интерес к книгам.
2. Формировать общекультурную литературную компетентность через восприятие литературы как неотъемлемой части национальной культуры, формировать коммуникативную компетенцию учащихся.
Задачи:
1. Образовательная: расширить представление о книгах, углубить знания учащихся;
2. Развивающая: развивать индивидуальные творческие способности учащихся, образное и логическое мышление, воображение, умение мыслить нестандартно;
3. Воспитательная: прививать интерес к книгам, систематическому чтению.
Оборудование: Выставка книги.

И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл
Анна Ахматова

Литературная викторина Русская литература 20 века.

1. Кто автор фрагмента?
«Однажды на рыночной площади посреди Кембриджа, я нашел на книжном лотке среди подержанных Гомеров и Горациев Толковый словарь Даля в четырех томах. Я приобрел его за полкроны и читал его, по несколько страниц ежевечерне, отмечая прелестные слова и выражения.
- Фрагмент из мемуарной книги Владимира Набокова «Другие берега»

2. Каким поэтам посвящены стихотворения Марины Цветаевой, фрагменты которых приведены ниже?
а) Имя твое – птица в руке,
Имя твое – льдинка на языке.
Одно – единственное движение губ.
Имя твое – пять букв.
Мячик, пойманный на лету,
Серебряный бубенец во рту.
- Александру Блоку.

Б) Рас–стояние: версты, мили…
Нас рас – ставили, рас-садили,
Чтобы тихо себя вели,
По двум разным концам земли.
- Борису Пастернаку

3. Определите, чьи портреты даны в следующих отрывках.
а) Худенький, тоненький, с большим лбом и вылетающим вперед подбородком, всегда закидывая немного назад голову, по Арбату он тоже будто не ходил, а «летал». Подлинно «Котик Летаев» в ореоле нежных светлых кудрей.
- Речь идет: об Андрее Белом (воспоминания Б.Зайцева). Многолетнем жителе Арбата, авторе романа «Котик Летаев».

Б) Был он маленьким, щуплым; голову с хохолком закидывал назад. Он любил образ петуха, который разрывает своим пением ночь у стен акрополя, и сам он, когда запевал баском свои торжественные оды, походил на молоденького петушка. Он сидел на кончике стула, вдруг куда –то убегал, мечтал о хорошем обеде, строил фантастические планы, заговаривал издателей.
- Речь идет: об Осипе Мандельштаме (воспоминания И. Эренбурга), в стихотворении которого «Tristia» есть такие строки:
«Что нам сулит петушье восклицание,
Когда огонь в акрополе горит»

4. Имена каких поэтов перечислены в следующих строках стихотворения Г. Шенгели 1955 года? Какой из этих поэтов был в свое время заклятым врагом Шенгели?
Он знал их всех и видел всех почти:
Валерия, Андрея, Константина,
Максимильяна, Осипа, Бориса,
Ивана, Игоря, Сергея, Анну,
Владимира, Марину, Вячеслава,
И Александра – небывалый хор,
Четырнадцати звездное созвездье!
- Перечислены имена: Валерия Белого, Андрея Белого, Константина Бальмонта, Максимильяна Волошина, Осипа Мандельштама, Бориса Пастернака, Ивана Бунина, Игоря Северянина, Сергея Есенина, Анны Ахматовой, Владимира Маяковского, Марины Цветаевой, Вячеслава Иванова, Александра Блока. Многолетним врачом Шенгели был Маяковский. В 1927 году Шенгели написал и издал памфлетную книжечку «Маяковский во весь рост».

5. Какое суждение читатель может составить о символизме, прочтя это стихотворение символиста Андрея Белого?

Проповедуя скорый конец,
я предстал, словно новый Христос,
возложивши терновый венец,
разукрашенный пламенем роз.

В небе гас золотистый пожар.
Я смеялся фонарным огням.
Запрудив вкруг меня тротуар,
удивленно внимали речам.

Хохотали они надо мной,
над безумно-смешным лжехристом.
Капля крови огнистой слезой
застывала, дрожа над челом.

Гром пролеток и крики, и стук,
ход бесшумный резиновых шин…
Липкой грязью окаченный вдруг,
побледневший утих арлекин.

Ярко-газовым залит лучом,
я поник, зарыдав как дитя
Потащили в смирительный дом,
погоняя пинками меня.
- Основная задача символизма заключалась не только в эстетическом, но и в религиозном преобразовании окружающего мира. Проникновение в суть символа должно было повлечь за собой новую эру в истории человечества.
В приведенном стихотворении Андрея Белого отразилось усилившееся к началу 1910-х годов ощущение утопичности этой задачи символизма.

6. Кому посвящено это стихотворение Николая Гумилева?
Мощь и нега -
Изначально!
Холод снега,
Ад тоски.
И красива, и могуча,
Лира Ваша так печальна,
Уводящая в пески.
Каждый путник
Утомленный
Знает лютни
Многих стран,
И серебряная туча
На груди его влюбленной
Усмиряет горечь ран.
- Этот акростих (стихотворение, начальные буквы строк которого образуют имя того, к кому оно обращено) посвящен поэту Михаилу Кузмину.

7. Стихи, какого поэта процитированы? Какие два отрывка взяты из одного произведения?
а) Прилегши наземь, я глядел и слушал...
Довольно гнусно вдруг завыл шакал;
В своих мечтах меня он, верно, кушал,
А на него и палки я не взял.

Б) О, как в тебе лазури чистой много
И черных, черных туч!
Как ясно над тобой сияет отблеск Бога,
Как злой огонь в тебе томителен и жгуч.
- Отрывок из его же стихотворения «О, как в тебе лазури чистой много…».
Сочетания высокого, метафизического и низкого, шутовского характерно для поэтики Соловьева. В примечании к «Трем свиданиям» он писал: «Осенний ветер и глухой лес внушили мне воспроизвести в шутливых стихах самое значительное из того, что до сих пор случилось со мною в жизни».

В) Пронизана лазурью золотистой,
В руке держа цветок нездешних стран,
Стояла ты с улыбкою лучистой,
Кивнула мне и скрылася в туман.
- Отрывок взят из поэмы философа и стихотворца, духовного учителя А. Блока и А. Белого – Владимира Соловьева «Три свидания».

8. Кто и о ком дал эти отзывы?
а) Страна №, это - какой-то остров, где-то за "водоворотами" и "клокочущими пенами" океана. Там есть пленительные всегда "ночные" или вечно вечереющие горные озера. Кругом "рощи пальм и заросли алоэ", но они полны "мандрагорами, цветами ужаса и зла". По стране бродят вольные дикие звери: "царственные барсы", "блуждающие пантеры", "слоны-пустынники", "легкие волки", "седые медведи", "вепри", "обезьяны". По временам видны "драконы", распростершиеся на оголенном утесе. Есть там и удивительные камни, которые ночью летают, блестя огнями из своих щелей, и сокрушают грудь своих врагов.
- Валерий Брюсов о Николае Гумилеве

Б) № оперирует только с двумя величинами - "я" и "мир" и в строгих, лишенных всего случайного схемах дает различные возможности их взаимоотношения. Он открывает новые горизонты к выяснению вопроса о приятии мира, перенося события в высший план мысли, где этическое мерило теряет свою силу и уступает место мерилу эстетическому. По мановению его руки в нашем мире снова расцветают цветы, которые опьяняли взор ассирийских царей, и страсть становится бессмертной, как во времена богини Астарты.
- Николай Гумилев о Валерии Брюсове.
Брюсов и Гумилев были наиболее авторитетными среди поэтов литературными критиками своего времени.

9. Что за стихотворение? Кто его автор?
Мы с тобой на кухне посидим,
Сладко пахнет белый керосин;
Наша улица снегами залегла,
По снегам бежит сиреневая мгла.
Острый нож да хлеба каравай...
Хочешь, примус туго накачай,
Не мою тоску ты давнюю развей,
Поделись со мной, желанная, своей!"
А не то веревок собери
Завязать корзину до зари,
Чтобы нам уехать на вокзал,
А у печки-то никто нас не видал...
- Это стихотворение составлено из строчек стихотворения Иннокентия Анненского «Сиреневая мгла» и стихотворения Осипа Мандельштама «Мы с тобой на кухне посидим…». Мандельштамовские строки: первая, вторая, пятая, шестая, девятая, десятая, одиннадцатая. Строки Анненского: третья, четвертая, седьмая, восьмая, двенадцатая. Стихотворение Анненского, по- видимому, послужило ритмическим прообразом для стихотворения Мандельштама.

10. Первая строфа, какого стихотворения, какого поэта приведена? Какие строки послужили ритмикосинтаксическими и тематическим прообразом для этой строфы?
Что счастье? Над безумной речи?
Одна минута на пути,
Где с поцелуем жадной встречи
Слилось неслышное прости?
- Прообразом для первой строфы стихотворения Иннокентия Анненского «Что счастье?» послужило следующее четверостишие А.С. Пушкина:
Что дружба? Легкий пыл похмелья,
Обиды вольной разговор,
Обмен тщеславия, безделья
Иль покровительства позор.

11.Какое событие стало причиной написания этого стихотворения Вячеслава Иванова, датированного 10 августа?
В глухой стене проломанная дверь,
И груды развороченных камней,
И брошенный на них железный лом,
И глубина, разверстая за ней,
И белый прах, развеянный кругом,-
Всё - голос Бога: "Воскресенью верь".
- 7 августа 1921 года скончался Александр Блок (стихотворение Вячеслава Иванова так и называется: «Умер Блок»)

12. Какое событие стало причиной написания этого стихотворения Анны Ахматовой?
Широко распахнуты ворота,
Липы нищенски обнажены,
И темна сухая позолота
Нерушимой вогнутой стены.

Гулом полны алтари и склепы,
И за Днепр широкий звон летит.
Так тяжелый колокол Мазепы
Над Софийской площадью гудит.

Все грозней бушует, непреклонный,
Словно здесь еретиков казнят,
А в лесах заречных, примиренный,
Веселит пушистых лисенят.
15 сентября 1921
- Поводом к написанию этого стихотворения послужила гибель Николая Гумилева. Стихотворение сопровождается эпиграфом из его «Пьяного дервиша»:
Мир лишь луч от лика друга,
Всё иное тень его!
«Одновременная гибель» Блока и Гумилева поразила современников, как свидетельствовала та же Ахматова в своих прозаических мемуарных заметах.

13. Кто и о ком написал приводимое ниже стихотворение? В каком автор стихотворении видел предшественника того, о ком написано стихотворение?

В его стихах - веселая капель,
Откосы гор, блестящие слюдою,
И спетая березой молодою
Песнь солнышку. И вешних вод купель.

Прозрачен стих, как северный апрель.
То он бежит проточною водою,
То теплится студеною звездою,
В нем есть какой-то бодрый, трезвый хмель.

Уют усадеб в пору листопада.
Благая одиночества отрада.
Ружье. Собака. Серая Ока.

Душа и воздух скованы в кристалле.
Камин. Вино. Перо ив мягкой стали.
По отчужденной женщине тоска.
1925
- Стихотворение Игоря Северянина об Иване Бунине. Вошедшие в его книгу «Медальоны», составленную из 100 сонетов – характеристик. Бунин – поэт для Северянина был прежде всего автором книги «Листопад» (1901) и особенно стихотворения «Одиночество» (1903):
Мне крикнуть хотелось вослед:
"Воротись, я сроднился с тобой!"
Но для женщины прошлого нет:
Разлюбила - и стал ей чужой.
Что ж! Камин затоплю, буду пить...
Хорошо бы собаку купить.
Предтечу Бунина Северянин видел в И.С. Тургеневе и поэтому «спрятал» в своем сонете заглавие тургеневской повести «Вишневые воды»

14. Откуда взят данный фрагмент?
Шли и шли и пели "Вечную память", и когда останавливались, казалось, что ее по залаженному продолжают петь ноги, лошади, дуновения ветра.
- Борис Пастернак «Доктор Живавго»

Шли они - и целая страна, радостная, прекрасная, солнечная, простирались под ними: и каменистые горбы острова, который почти весь лежал у их ног, и та сказочная синева, в которой плавал он, и сияющие утренние пары над морем к востоку, под ослепительным солнцем, которое уже жарко грело.
- Иван Бунин «Господин из Сан – Франциска»

Шли маленькие люди между больших деревьев и в грозном шуме молний, шли они, и, качаясь, великаны – деревьев скрипели и гудели сердитые песни.
- А.М. Горький «Старуха Изергиль».

Иные останавливались в ограде, за белыми каменными стенами, под старыми липами и кленами, и разговаривали. Все принарядились по- праздничному, смотрели дуг на друга приветливо, и казалось, что в этом городе живут мирно и дружно. И даже весело. Но все это только казалось
- Федор Сологуб, «Мелкий бес».

15. Откуда взят приведенный ниже отрывок? Представители какой государственной системы является персонаж, произносящий эти слова? Какова позиция автора произведения? На чьей он стороне?
Пропасти нет! Ее выдумали. Мы форма единой сущности – партийного государства. Наши капиталисты не хозяева. Государство дает им план и программу. Государство забирает их продукцию и прибыль. Они имеют шесть % от прибыли для себя – это их заработная плата. Ваше партийное государство тоже определяет план, программу, забирает продукцию. Те, кого вы называете хозяевами, рабочие, - тоже получают заработную плату от вашего партийного государства.
- В романе Василия Гроссмона «Жизнь и судьба» с такими словами эсэсовец Лисс обращается к старому большевику, одному из основателей РСДРП Мостовскому. Лисс называет Мостовского «учителем», и эту точку зрения, несомненно, разделяет Гроссман, всем романом своим доказывающий тезис о единстве тоталитарных государственных систем фашистской Германии и СССР.

16. Что вы знаете о писателе Максудове? Почему его пьеса называлась «Черный снег»?
- Максудов – главный герой во многом автобиографического «Театрального романа» Михаила Булгакова. Название пьесы Максудова «Черный снег» намекает на заглавие романа Булгакова «Белая гвардия», позднее ставшего основой пьесы «Дни Турбиных». В романе «Белая гвардия» мотивы снега и черноты возникают уже на первой странице: «Был он обилен летом солнцем, а зимою снегом»; «Улетающий в черное, потрескавшиеся небо бог ответа не давал»; «… били в столовой черные стенные башенным боем» (часы).

17. Кто из поэтов и прозаиков, творивших в 20 веке, был профессиональным:
а) учителем математики.
- Александр Солженицын
б) инженером.
- Андрей Платонов
в) врачом.
- Михаил Булгаков.
г) авиатором.
- Василий Каменский (поэт – футурист)
д) композитором.
- Михаил Кузьмин
е) сапожником.
- Михаил Зощенко